Иоанна Хмелевская - Подозреваются все [Мы все под подозрением]
Капитан уныло смотрел в окно.
– Я уже не знаю, как с вами разговаривать, – неохотно буркнул он. – Что за люди!..
– Очень симпатичные, – запротестовала я. – Может быть, немного эксцентричные, но это не порок.
Мужчины посмотрели друг на друга, а потом на меня, пробуждая этим во мне живой интерес. Капитан пожал плечами, а прокурор немного поколебался.
– Ну ничего… – сказал он. – Что бы вы сказали на то, если бы нам с вами попытаться поговорить на какой-то другой, нейтральной территории? Например, где-нибудь в кафе. Не с целью проведения официального допроса, а скорее для неофициального обмена мнениями… Просто подискутировать на интересную тему…
Я почувствовала какой-то подвох, хотя само по себе это предложение было мне на руку. Но, полагаясь на свой дипломатический талант и незаурядные умственные достоинства, я выразила согласие. Мы назначили время и место. Капитан не вмешивался, слушая наш разговор с выражением безнадёжного смирения.
Спустя полчаса я уселась за тот же столик, за которым недавно мы с Алицией вели наше расследование. Нетипичный прокурор явно относился ко мне, как к достойному ухаживания объекту. У меня не было никаких сомнений, что дьявол в этой истории принимает живое участие.
Прокурор закурил, посмотрел на меня необыкновенно яркими блестящими глазами на каменно-спокойном лице и сказал:
– Мы пришли к выводу, что в этой ситуации у нас в одиночку ничего не получится. Мы не можем удовольствоваться семью подозреваемыми, потому что это значит – не иметь ни одного. Мы находимся в чужой среде, вокруг люди, совершенно нам незнакомые, но зато прекрасно сжившиеся друг с другом. Хуже ничего быть не может! Мы вынуждены просить помощи кого-нибудь, кто хорошо знает персонажей этой драмы, обстоятельства и всё остальное. Выбор пал на вас. При этом мы исходим из предположения, что вы невиновны…
– А если я виновна, то вы откроете это именно благодаря нашей совместной работе, – дополнила я. – Что ж, очень правильное решение. На чём же вы остановились?
– Я даже не могу вам ответить на этот вопрос… Послушайте меня. Обнаружить убийцу можно двумя способами: или с помощью каких-либо улик, или путём исключения невиновных, в надежде, что постепенно отпадут все, за исключением одного. В этом случае ни тот ни другой способ не даёт результатов. Улик практически нет, убийца, несомненно, человек умный. Метод исключения тоже действует с трудом, принимая во внимание специфику среды, а также то, что мотивы и возможность совершить преступление были практически у всех вас. Редко бывает, чтобы столько людей оказались так прочно замешаны в убийстве. И ещё при этом каждый старается что-то скрыть, причём неизвестно, имеет это отношение к убийству или нет. Сегодня стало известно о запертой двери, откуда мы можем знать, что тут ещё откроется странного и удивительного и когда это может произойти?! Капитан разочаровался во всём, а я… Для меня это вопрос престижа. Честно признаюсь вам, у меня есть личные причины, из-за которых я должен это дело раскрыть. Вся моя надежда – на вас.
– А моя – на вас, – решительно сказала я.
Прокурор посмотрел на меня несколько удивлённо.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы, видимо, догадываетесь что мы проводим собственное расследование? Если бы не тот факт, что сначала это преступление всеми обсуждалось и что все были так потрясены неожиданной реализацией моей фантазии, несомненно, ещё до вашего прибытия половина дела была бы уже раскрыта. Примите во внимание то, что моя фантазия вытащила на дневной свет нашу личную жизнь… Вроде бы это были просто шутки, но в них – множество правды. А потом все смертельно перепугались и поэтому набрали воды в рот, что, впрочем, не совсем удалось. Возвращаюсь к теме. Мы проводим своё расследование, и из него становится ясно, что всё указывает на невиновного человека. Я надеюсь на то, что вы найдёте настоящего виновника, тогда невиновный автоматически отпадёт.
– Во-первых, кто это «мы», а во-вторых, кто этот невиновный?
– Мы – это Алиция и я. Сейчас я вам всё объясню, но могу ли я рассчитывать на взаимную откровенность?..
– Можете, можете, – сказал он нетерпеливо. – Раз я хочу, чтобы вы помогли нам, то придётся немного ввести вас в курс дела, не правда ли?
Я кивнула головой и, признав превосходство следственных властей, коротко рассказала, как и к чему мы пришли с Алицией. Потом припомнила дьявола и высказала робкое предположение об авторстве телефонного звонка. Теперь прокурор смотрел на меня с интересом.
– Конечно, мы это тоже принимаем во внимание. Возможно, звонок был случайным. Это, разумеется, упрощает проблему, потому что было бы неплохо свести следствие только к оставшимся четырём особам…
– Подождите, каким четырём? У нас получилось только три… Минуточку, сначала скажите, во сколько он погиб по определению врача?
– Между 12.30 и 12.45.
Удар тяжело обрушился на меня, хотя я ждала чего-то в подобном роде. Именно на эту четверть часа приходились четыре минуты Збышека.
– Хорошо, но кто эта четвёртая особа?
Оказалось, что наши расчёты содержали ошибку и четвёртой особой был Веслав. Всё остальное удивительно совпадало с выводами, сделанными милицией. Веслав меня неслыханно удивил.
– У него было около пяти минут на то, чтобы задушить жертву. Мог успеть, правда? – спросил прокурор, демонстрируя мне нечто вроде извлечения из их графика отсутствия. Я с интересом его изучила и сравнила с нашим, который захватила с собой на всякий случай.
– Ну хорошо, предположим, что звонил один человек, а убил Столярека кто-то другой… причём одно от другого отдалено на пятнадцать минут… и что из этого?
– Тогда мы должны принять во внимание девять человек. Господи, с ума можно сойти!.. И об этих девяти я хотел бы с вами поговорить!
Девять человек. Девять человек, которых я много лет хорошо знаю. Кто-то из них должен быть убийцей… Чудовищно!
Начали мы с Каспера. Всё, что касается Каспера, мной было обдумано раньше, не без помощи дьявола, поэтому теперь я без труда могла высказать свою точку зрения. Прокурор в принципе согласился со мной.
– Да, логически рассуждая, он, действительно, скорее подозревал пани Монику, чем сделал это сам. А может, он специально устроил это представление, чтобы отвести от себя подозрения?
– Возможно, но тогда бы он так вёл себя с самого начала. А он вначале держался так, как будто хотел именно возбудить эти подозрения.
– И всё же окончательно отбросить его нельзя. Пошли дальше. Что с пани Моникой?
Внутренним взглядом я видела перед собой чёрные, горящие гневом глаза Моники. О да, у неё был характер… А к тому же двое детей и в перспективе светлое, прекрасное, беззаботное будущее, которое Тадеуш мог уничтожить. Но при всём том она была очень умна и, если бы нашла какой-то иной выход, смогла бы, очевидно, устроить всё, не убивая Тадеуша.
– Что ж, давайте разберёмся, был ли у неё другой выход, – заявил прокурор.
Я согласилась с ним и послушно начала размышлять. Другой выход. Какой? Платить Столяреку, сцепив зубы? Чем? Порвать все контакты? Да, конечно, она могла это сделать и потом упереться на том, что всё произошло задолго до знакомства с возлюбленным, но всё равно возлюбленному это могло не понравиться, пусть даже дело было в прошлом.
– Мне бы не понравилось, – решительно заявил прокурор.
– О? – удивилась я и критически взглянула на него. – А у вас нет прошлого?
– Это другое дело…
– Разумеется, это даже хуже. За женщиной ухаживают, и она может быть только невольной жертвой, вы, в свою очередь, всегда должны выступать как активная сторона.
– Да, действительно, пани Моника очень напоминает невольную жертву…
– Вы тоже напоминаете…
– Ну, вернёмся к нашей теме. Что ещё она могла сделать?
– Что ещё могла сделать… Предупредить возможную информацию от Тадеуша? Тоже не годится, слишком много пришлось бы объяснять, и тогда уж никоим образом она не смогла бы оказаться безупречной перед лицом будущего… Нет, единственное, что она могла сделать, это задушить шантажиста…
– Теперь вы сами видите, что здесь человека может хватить удар, – раздражённо сказал прокурор. – Если бы все преступления были такими, я давно бы уже сменил специальность. Следующий!
Следующим был Рышард. Рышард… Чего он не мог сделать? Невменяемый безумец, охваченный мыслью о выезде, мог передушить всю мастерскую, если бы это было необходимо. Но Рышард сделал бы это иначе. Либо он был бы уверен в правильности своего поступка и не беспокоился бы об уничтожении следов, а напротив, разгласил бы об этом всем и каждому, либо сделал бы это в состоянии аффекта, а следовательно, менее разумно и с большим шумом. Разговор, проходивший между Тадеушем и Рышардом, был бы слышен не только во всём бюро, но даже на лестничной площадке. Ну, и покойник выглядел бы по-другому…
